Солнце неумолимо спокойно погружалось в бушующие волны моря. В противоположной стороне гордые горы набрасывали свои необъятные тени на шумный город в котором не смотря на приближение ночи всё ещё разносились радостные возгласы веселья. Неподалёку от города на высоком зеленеющем холме, скрытый среди ветвистых деревьев, стоял живописный дом. Из приоткрытой двери доносилась лёгкая мелодичность перебора струн. Все живые организмы, жаждущие умиротворения стекались к этому дому. Даже
Тим увлёкся Библией. Ему нравилось узнавать новое, а эта Книга открывала ему всё то, что он не знал прежде: Бога Создателя, так возлюбившего грешников- людей, что Он не встал за ценой и отдал Своего Единородного Возлюбленного Сына на мучения крестные ради спасения бедного, падшего Своего творения. Конечно, себя Тим к грешникам не причислял, размышляя по-мальчишечьи, не глубоко, не серьёзно. Но в Дом Молитвы, о котором услышал от сестёр- благовестниц, пойти мечтал: просто посмотреть!
Иметь Библию и научиться читать - было заветным желанием восьмилетней девочки. Но оно казалось неисполнимым. В этой отдаленной местности не было даже школы, а родители Мэри не могли научить ее ни читать, ни писать. Отец и мать были заняты ремеслом, и многие заботы по домашнему хозяйству лежали на их дочери. В таком возрасте, когда другие дети учат уроки или играют в куклы, Мэри мыла посуду и убирала в доме, кормила кур.
В одном престижном университете работал профессор философии - Орсен Борисович. Был он человеком жестким и властным. Не любил говорить и крайне редко улыбался. У всех его знакомых и студентов вызывал удивление тот факт, что сей почтенный сухарь, выбрал из всех наук именно философию. И, тем не менее, Орсен Борисович не просто избрал эту нежную отрасль, но и весьма преуспел в ней, став лучшим специалистом в своей области
На улице сверкало весеннее солнце, весело отблескивая в лужах от недавно прошедшего дождя. Только что прозвенел звонок, и в школьный двор высыпала ребятня. Первыми выбежали малыши, весело повизгивая и бегая друг за другом. Вслед за ними начали важно выходить старшеклассники. Они выходили группами и неторопливо шли каждый в свою сторону: кто на баскетбольную площадку, кто в кафе перекусить. После всех вышла небольшая группа подростков.
Как-то на уроке философской этики, когда до звонка на перемену оставалось меньше 3-х минут, маленький Дима поднял руку и задал учительнице такой вопрос: «Зоя Ивановна, а, что уходит в прошлое?». Учительница мило улыбнулась детской непосредственности и уже открыла рот для разъяснительного ответа, как вдруг, внезапно поняла, что ответить-то, как раз она и не в состоянии. Сей невинный вопрос, поставил Зою Ивановну в тупик, и она решила обратиться к завучу по воспитательной работе.
Один старый мужчина переехал жить к своему сыну, невестке и четырехлетнему внуку. Его руки дрожали, глаза плохо видели, походка была ковыляющей. Семья ела вместе за одним столом, но старые, трясущиеся дедушкины руки и слабое зрение затрудняли этот процесс. Горошины сыпались с ложки на пол, когда он зажимал в руках стакан, молоко проливалось на скатерть.
Сын и невестка стали все больше раздражаться из-за этого.
В город пришло лето. Ворвалось неожиданно, стремительно, щедро одаривая всех солнечным светом. Прохожие подставляли солнцу бледные лица, впитывая тепло, наслаждаясь запахами цветущей сирени. Легкие яркие рубашки и платья сменили тусклые одежды. И все вокруг казалось ярким, радостным и светлым. Но так только казалось. Лето не могло изменить ситуации, царящей вокруг. Люди, несмотря на окружающую красоту, продолжали жить обычной жизнью. А в ней мало было света и радости, п
Семья у нас была большая - 9 детей, и как война началась, переселили нас в одно захолустное местечко, на севере Казахстана. Отец наш погиб, мать болела часто. Поначалу жили все вместе, в земляной кибитке. Потом старшие стали уходить - разлетались, как черные вороны в поисках пищи. А мы, оставшиеся, жили каждый своей "автономией".
Люси молча отложила письмо. В её влажных глазах прокручивались отдельные эпизоды прошедших дней. Её супруга Мэтью Гуда, бывшую звезду британского кино, а в последствии парализованного инвалида, в один из тёплых осенних дней, нашли лежащим на тратуаре, под белыми больничными окнами строго здания. Как и пообещал в своём письме, Гуд действительно совершил последний полёт «Человека-Птицы». Однако, он не был последним для самого Гуда. Как ни странно, но молодой человек остался жив.
